Гайдзин. Том 1 - Джеймс Клавелл

– А когда мадам Ланкчерч запустила крабом в своего мужа, я думала, что умру, – проговорила она, захлебываясь от смеха, но Тайрер, смущенный этим, заметил:

– Боюсь, некоторые из так называемых торговцев и их жен склонны вести себя шумно. Пожалуйста, не судите о всех англичанах или англичанках по их поведению.

– Совершенно справедливо. – Паллидар сиял от радости. Он был в восторге от того, что ему тоже было позволено проводить ее, сознавая к тому же, что рядом с его великолепным парадным мундиром и шляпой с перьями поношенный сюртук Тайрера, его старомодный и слишком большой шелковый галстух и цилиндр выглядели еще более похоронно. – Ужасные люди. Без вашего присутствия вечер был бы кошмарным, тут и думать нечего.

На Хай-стрит и в ее боковых улочках было еще полно торговцев, клерков и других людей, понемногу пробиравшихся к дому на нетвердых ногах или просто прогуливавшихся, изредка можно было увидеть пьяного, уснувшего под одним из масляных фонарей, освещавших улицу по всей ее длине. Время от времени им попадались группки японских рыбаков с сетями, веслами и бумажными фонариками, которыми они освещали себе дорогу: одни поднимались от берега, на который вытаскивали на ночь свои лодки, другие брели из деревни вниз, чтобы выйти на ночной лов.

Перед парадным входом фактории Струана она остановилась и протянула руку для поцелуя.

– Благодарю вас и спокойной вам ночи, дорогие друзья, пожалуйста, не обременяйте себя ожиданием, один из слуг может проводить меня до миссии.

– Даже не помыслю об уходе, – тут же сказал Паллидар, беря ее за руку и на мгновение удерживая ее ладонь в своей.

– Я… мы будем рады подождать, – заверил ее Тайрер.

– Но я не знаю, пробуду я там час или несколько минут, это будет зависеть от того, как себя чувствует мой жених.

Однако они настаивали, и она поблагодарила их, проскользнула мимо вооруженного ночного стража в ливрее и поднялась по лестнице, в пышном кринолине, сняв шаль и держа ее в опущенной руке, все еще приятно взволнованная вечером и тем обожанием, которое окружало ее.

– Привет, дорогой, просто зашла пожелать тебе спокойной ночи.

Струан встретил ее в элегантном халате красного шелка, наброшенном поверх свободной рубашки и брюк. На ногах у него были мягкие сапоги, у горла – галстук. Он легко поднялся из кресла: элексир, который А Ток дала ему полчаса назад, приглушил боль.

– Я уже много дней так хорошо себя не чувствовал, дорогая. Немного покачивает, но в остальном прекрасно… как ты очаровательна.

В свете масляной лампы его изможденное лицо показалось ей необыкновенно красивым, и сама она выглядела для него более желанной, чем когда-либо. Он положил руки ей на плечи, чтобы обрести равновесие, собственное тело и голова казались ему до странности легкими, кожа под его ладонями была нежной и теплой. Ее глаза танцевали, и он с любовью посмотрел на нее сверху вниз и поцеловал. Нежно поначалу, потом, когда она ответила, со все большим наслаждением, ощущая ее вкус и ту радость, с которой она приняла его.

– Я люблю тебя, – тихо проговорил он между поцелуями.

– Я люблю тебя, – ответила она, веря в это и слабея от наслаждения. Она была так счастлива тем, что он, похоже, и в самом деле чувствовал себя гораздо лучше, что губы его были сильными и жадными, и руки сильными и жадными, но знавшими предел своим исканиям, предел, который ей, в каком-то полубреду, вдруг захотелось отбросить.

– Je t'aime, cheri… je t'aime…[29]

Мгновение они стояли в объятиях друг друга, потом с силой, которую он и не подозревал в себе, он поднял ее на руки и снова опустился в большое кресло с высокой спинкой, посадив ее к себе на колени; губы их соприкасались, одна его рука обвилась вокруг ее тонкой талии, другая покоилась на ее груди; шелк платья словно усиливал ощущение теплоты под полунакрывшей ее ладонью. Удивление заполнило его. Он изумлялся тому, что вот сейчас каждая ее частичка сокрыта от него и под запретом, а прошлой ночью все покровы были сброшены и столь же юная свежесть открыто предлагалась ему, но именно сейчас, а не тогда, он испытывает такое блаженство и такое возбуждение, каких еще не знал в своей жизни, в то же время полностью контролируя свои чувства и уже не жаждая лихорадочного удовлетворения своей страсти.

– Как странно, – пробормотал он и подумал, нет, не так уж и странно: лекарство притупило боль. Но не все остальное, не мою любовь к ней.

– Cheri?

– Странно, что ты так нужна мне сейчас, а я все же могу ждать. Не долго, но я могу ждать.

– Пожалуйста, не долго, пожалуйста. – Ее губы снова нашли его губы, в этот миг только он царил в ее мыслях, поднявшийся снизу жар наглухо запаял ее память, похоронив в ней, как в сосуде, все ее тревоги, не оставив ни одной проблемы. Ни одной для них обоих. Вдруг снаружи, где-то совсем близко, грохнул выстрел.

Их настроение разлетелось вдребезги. Она выпрямилась у него на коленях и, даже не успев еще сообразить, что делает, поспешила к приоткрытому окну. Внизу она увидела Паллидара и Тайрера – черт, я совсем забыла про них, подумала она. Оба ее провожатых стояли спиной к морю, потом они повернулись, и теперь их внимание было приковано к Пьяному Городу.

Она высунулась из окна и посмотрела вдоль улицы, но разглядела лишь неясную группу людей в дальнем конце, ветер доносил приглушенные обрывки их криков.

– Похоже, это пустяки, просто Пьяный Город… – сказала она. Выстрелы и драки, даже дуэли, не были редкостью в этой части Иокогамы. Потом, с пылающим лицом, но чувствуя при этом странный озноб во всем теле, она вернулась к креслу и посмотрела на Малкольма. С легким вздохом опустилась на колени, взяла его руку и прижала ее к своей щеке, положив голову ему на колени, но его нежность и пальцы, игравшие ее волосами и поглаживавшие шею, уже не прогоняли терзавших ее демонов. – Мне пора идти, моя любовь.

– Да. – Его пальцы продолжали все так же размеренно гладить ее шею.

– Я хочу остаться.

– Я знаю.

Струан увидел себя словно со стороны: безупречный джентльмен, спокойный, уравновешенный, вот он помогает ей подняться, ждет, пока она приводит в порядок лиф платья и волосы и накидывает на плечи шаль. Потом, рука в руке, медленно идет с ней к лестнице, где позволяет ей уговорить его не ходить дальше, разрешая слуге проводить ее вниз. У двери она обернулась, махнула рукой, любяще прощаясь с ним, он помахал ей в ответ, и она вышла.

Он вернулся в спальню и разделся, как ему показалось, без всяких усилий, дал слуге стянуть с себя сапоги. Потом без посторонней помощи улегся в кровать и откинулся на подушки, в мире с самим собой и со всей вселенной. Голова ясная, тело легкое, расслабленное.